Второе католическое пришествие в Россию. С посохом и сумой беженца
Герои предыдущей главы, поляки, подрядившиеся «католизировать» Россию, отправившие сюда вслед за Лжедмитрием свои армии, «лисовчиков» (страшные всей Европе банды убийц), и сделали немало для того, что, чтоб россияне стали воспринимать католичество — как «полячество» (см. очерк «Великий христианский треугольник»)…
Со временем, с веками, — раны затянулись, распространение католического влияния в России продолжилось, хотя пути проникновения стали другими. Но историческая справедливость не дает места (возможно) ожидаемому штампу: «Рим не сумел силой — так попытался пролезть хитростью. Не мытьем, так катаньем». Нет-нет. Хотя католическое влияние с конца 18-го века и до конца Российской Империи — распространялось гораздо успешней, чем во время «Польского крестового похода» 1600-х годов… дело было не в каких-то «интригах Римских пап». Результативным оказался приход в Россию католичества в варианте: все-европейски гонимый мигрант. Объективно признаем: с середины 18-го века для Рима начался тяжелейший период. Сначала французские просветители вслед за Вольтером открыли беспощадное интеллектуальное наступление. В давнем эссе я назвал Вольтера «Первым спамером»: все письма, любым адресатам, по любым поводам, он заканчивал припиской: crasez l’infme! («Раздавите гадину!») — т.е. католическую церковь. Просветители, французские «энциклопедисты» действительно мобилизовали почти всю Европу, от правящих дворов, интеллектуальной элиты, и, как выяснилось в дни французской революции, до самых «широких народных масс», так что за массовыми убийствами священников слышались интонации, казалось, Шарикова: «Мы эту гадину давили-давили, давили-давили…».
«Век революций» дошел и до Италии, лишил Римских пап последнего юридически принадлежавшего им клочка земли (до 1929 г.). Первыми из «беженцев католичества» в двери Российской империи постучали иезуиты. Их орден был распущен в 1773 году, официально — Римским папой, но под решающим давлением «просвещенной Европы». Кавычки здесь — не отрицание «просвещения», а констатация: Европа превратилась в аудиторию, жадно ждущую выхода очередного тома французской «Энциклопедии», монархи боролись за честь переписки с Дидро, Вольтером, Монтескье…
